Малицкий Сергей [sv.malitsky@newmail.ru]
Страница автора: http://zhurnal.lib.ru/m/malickij_s/
Я работаю старьевщиком.
Покупаю старые вещи.
Осязаемые отпечатки времени.
Но это не значит, что мне приходится по утрам выкатывать из подъезда скрипящую металлическую тележку и объезжать окрестные помойки. Как и в каждом бизнесе у старьевщиков есть своя элита, высший разряд, закрытая каста. А есть и особые специалисты, о которых мало кому известно.
Я работаю на дому.
Все мои клиенты свое "старье" приносят сами. Они не чужды любопытства. "Зачем Вам все это?" - спрашивают они. "Куда Вы это деваете" или "Что Вы с этим делаете", - их следующий вопрос. Я улыбаюсь в ответ и называю цену. Обычно после этого вопросы исчезают. И все же, если Вас интересует, зачем мне весь этот хлам, отвечу. Я его уничтожаю. И получаю за это от работодателя хорошие деньги.
Более всего я люблю фотографии и старые письма. С ними проще всего разбираться. Их можно сжечь. Мой дом старой постройки, в клозете стоит высокий титан. В нижней части этого дореволюционного монстра есть закопченная дверца. Собираясь помыться в пожелтевшей ванной, нужно укладывать в топку маленькие березовые чурбачки, а затем разжигать огонь. Вместо этого я кладу туда скомканные письма, конверты и фотографии и жду, пока уничтожаемые письменные свидетельства чьей-то жизни согреют воду. Иногда я сжигаю книги с дарственными надписями. Почетные грамоты. Приветственные адреса. Но никогда тряпки. Тряпок приносят довольно много, но среди них все чаще попадается синтетика. Она горит плохо и издает неприятный запах. Тряпки я рву на части, режу на мелкие лоскуты.
Раз в неделю мой работодатель приезжает на автофургоне вместе с двумя грузчиками, одетыми в синюю безымянную униформу, и забирает плоды моего труда. Жестяное ведро с пеплом от сожженных писем и фотографий. Холщовые мешки с ветошью из разрезанных платьев и другого тряпичного барахла. Баки из оцинковки с разбитой мною на мелкие осколки посудой. Отдельно - смятые алюминиевые кастрюли, раздавленные самовары и испорченные электроприборы. В последнюю очередь, разобранную на части старую мебель. Работодатель придирчиво осматривает качество порезки ткани и величину осколков посуды. На все это действуют жесткие нормативы. Например, мебель должна быть разобрана полностью. То есть ткань содрана, металлические части погнуты и расплющены, деревянные - вымазаны масляной краской. Если на частях мебели имеются какие-то надписи или выдавленные знаки, они должны быть уничтожены. Самое удивительное, что мебель именно с этими знаками стоит дороже.
Ранее некоторые неудобства доставляли мне драгоценности, медали, ордена, монеты и значки. Работодатель требовал стачивания их напильником до состояния металлической стружки. Дело это было хлопотным. Даже тяжелые тиски и внушительный напильник не облегчали работу. Поэтому однажды я оставил слесарные опыты. Выскользнув из дома на недолгое время, я положил эти безделушки под колеса громыхающего по нашей улице трамвая. Результат превзошел ожидания. Теперь я спокоен. Мои бывшие проблемы регулярно превращаются в маленькие металлические блинчики. И что говорить о камнях, если даже хваленые алмазы крошатся в пыль. Всего-то и остается переплавить мягкие металлы в домашнем тигле с помощью газовой горелки в небольшой металлический брусок.
Работодатель подбрасывает его на ладони, удовлетворенно кивает и, наконец, берет коробку, в которой находится пепел финансового отчета. Дело в том, что всех недельных посетителей я заношу в специальную опись, где указываю их имена, что они мне сдали, и сколько я им за это заплатил. Когда неделя заканчивается, я сжигаю отчет, а вместе с ним и указанный в нем остаток выделенных мне на неделю средств. Я не имею права оставить его на следующую неделю. Следующая неделя - это новая жизнь, новая опись и новые деньги. Иногда я смотрю на скручивающиеся в огне зеленоватые купюры и смеюсь. Меня эти деньги не волнуют.
Работодатель открывает коробку, втягивает носом запах пепла, слюнявит палец, тыкает его в дно, лижет и довольно улыбается. "Все точно", - говорит он и неуловимым движением высыпает пепел в собственный карман. Вслед за этим работодатель выдает пачку денег на следующую неделю, заставляет тщательно пересчитать, а перед уходом вручает с маслянистой улыбкой мою зарплату за неделю прошедшую. Это хорошие деньги. Излишне говорить, что квартира, в которой я теперь живу, когда-то была огромной коммуналкой. Что вы скажете о моей зарплате, если я сообщу Вам, что теперь живу в этой коммуналке один?
Только одного я не могу понять, как меня находят клиенты? Они звонят несколько раз в день, при этом никогда не сталкиваются друг с другом и никогда не ошибаются дверью. Иногда они приходят не единожды. Они приносят вещи и предметы. Изредка затаскивают на мой второй этаж мебель. Их дрожащие или равнодушные пальцы достают принесенные ими ценности и кладут на мой стол.
Я рассматриваю эти предметы, внимательно выслушиваю клиентов и объясняю, что цена их вещи определяется ее истинной ценностью именно для них. Но эту ценность как специалист измеряю я. Что я делаю это особым безменом. И мебель поднимаю тоже, цепляя ее за левый лицевой угол. Нет, я не знаю заранее, сколько будет стоить та или иная вещь. Хорошо, я не буду протыкать эту фотографию. Я приклею ее к безмену скотчем. Так. Сколько там? О! Почти тысяча долларов! Поздравляю! Эта фотография тянет на девятьсот пятьдесят долларов! Ах, это дорогое Вашему сердцу событие? И последняя фотография Вашего мужа? И Вашего сына? Нет, из-за одной фотографии Вы не забудете об их существовании! Вы забудете только об этом событии. Ну, что Вы! Считайте, что его не было никогда. Да. Пересчитайте, пожалуйста. Ну, если Вы принесете все свои фотоальбомы, то забудете обо всех событиях и лицах, которые в нем запечатлены. Да. Нелегко. Но Вы станете очень богаты и сможете начать жизнь заново! Ах, Вам уже поздно? Ну, смотрите. Да, жизнь стала очень трудна. И об этом визите вы забудете тоже. Как меня найти вновь? Не знаю. Вероятно, нужно захотеть.
Они продают через меня самое дорогое.
Ничего. Я уже привык. Каждый торгует тем, что он готов продать. Был бы покупатель. Меня не беспокоят чужие проблемы. Единственное, что иногда бросается мне в глаза, это невысокая светловолосая женщина, которая изредка приходит к нашему дому с маленькой девочкой и сидит вместе с нею на скамье. Она смотрит в мое окно, или наблюдает, как я выскакиваю из подъезда и быстро раскладываю на рельсах металлические безделушки. Она показывает на меня пальцем, и что-то говорит этой девочке.
Почему-то она ничего не продает.
06.06.2003г