Noo.Ru:// Главная / Синтез реальности / Ин-Версия / Недосказанное [нормальный вид]

Недосказанное

Если долго смотреть на секундную стрелку то можно обнаружить, что она вечно куда-то спешит. Порываясь бежать все быстрее и быстрее, часы, тем не менее, отсчитывают мгновения в своем вечном, неизменном ритме. Может даже показаться, что их ход незыблем, как основы мироздания, но это не так: на самом деле время исключительно непоследовательно в своем ходе.

Ради Бога, не смотрите на часы, если кого-то ждете! Предвкушая скорую встречу, вы вдруг поймете, что самой шустрой из стрелок никогда, в общем-то, и не хотелось никуда спешить. Традиционное "тик-так" замрет на полуслове и, лениво позевывая, отправится спать…

Не стоит смотреть на часы и в том случае, если вы сами куда-то торопитесь. Секундная стрелка, презрев свой обычный ритм, сорвется с катушек и, нарезав сотню-другую кругов, попросту сожрет ваше время.

Но так и должно быть. Ведь если однажды часы поведут себя пристойно: это будет означать лишь одно: вам стало некого ждать и некуда опаздывать…

Зачарованный вечным бегом по кругу, я не заметил, как стемнело. Зимой, знаете ли, вечереет не только рано, но еще и быстро…

Оторвавшись от созерцания циферблата, слабо подсвеченного лунным серебром, я тяжко прислонился к перилам парапета и бросил ленивый взгляд вокруг.

За спиной по-прежнему томился движением холодный океан, серый в это время года как глаза девушки, которую я когда-то любил. С шумом, накатывая на камни, волны поднимали тучу брызг, лишь чуть-чуть смачивая воздух, и, негодующе бурля, отступали, чтобы чуть позже с новой силой испытать неприступный бастион. Безусловно, они его когда-нибудь возьмут, но это случится не сегодня…

На набережной с явной неохотной зажигались фонари. Черный стакан, венчающий серую ножку столба, нервно помигивал - и от того казалось, что тени вокруг, оживая, стремятся подняться с земли - и лишь потом разгорался ровным желтым светом. Пользы от него было немного, но зато фонари рождали янтарную полутьму, цветными пятнами павшую на черный асфальт.

Налетевший с океана ветер подхватил с мостовой охапку листьев и, задорно разбросав их, закружил, унося в темную высь. Я запрокинул голову, провожая взглядом шелестящий поток, исчезающий в чернильном мраке, скрашенном, однако, синей и фиолетовой лунами, и непроизвольно вздохнул.

Осень сгорела…

Отлепившись от перил, я поднял воротник, и, запахнув полы плаща, неспешно направился к далекому светофору, удивленно моргавшему желтым глазом над перекрестком. Бедолага, он не понимал, отчего ему так паршиво. Я, конечно, мог объяснить ему, что к чему, но не думаю, что это хоть что-нибудь изменило…

В этот еще не поздний час город вымер. Впрочем, это случилось не сегодня…

Года назад отревели сирены и стихли голоса людей, судорожно собирающих вещи. Давно уже опустели шоссе и отгремел рев маршевого двигателя: то корабль вывел на орбиту последнюю партию беженцев… Люди бросили свой дом, а он, забывшись, простил человеку его непостоянство, решив, наверное, что все равно дождется. Легковерная правда, выкинутого за порог щенка.

Медленно погружаясь в логичную путаницу стрит и авеню, я сдавал чувства в полон тьме. Черные глыбы зданий громоздились одна на другую, нависая по бокам улиц, и грозили раздавить - если не физически, то морально. Не страшно. Просто… пусто.

Возможно, из-за специфической тишины в голове появилось красивое и очень поэтичное сравнение - это не город, это кладбище. Кладбище, на которое уже никто и никогда не принесет цветы.

В мертвом безмолвии города как-то уж очень испуганно завывал ветер, поминутно стучась в стекла, да листья под ногами меланхолично шептали о чем-то своем, отвлеченном и вздорном. Но их, естественно, никто не слушал.

А я все брел и брел по бесконечному лабиринту, выращенному на чужой земле лихой человеческой прихотью. И один лишь Бог знал, зачем нам понадобился форт на неперспективной планете в совершенно невыгодной со стратегической точки зрения системе…

Ну, да кто знал - тот и рассудил. А меня манил сладкий запах смерти, нафталина и фенола. Тишина пустой скорлупы, бессмысленность тела, лишенного души - все это было мне близко и влекло все дальше и дальше в глубь. В глубь моих воспоминаний…

…когда-то давно я знал, что мой мир - навсегда и ход часов придирчив и неравномерен…

Устав от темных зданий, скрасить мрачность которых не мог даже бодрый свет от фонарей, я задрал голову и посмотрел вверх, на небо. Чуть дрожащий прозрачный купол угадывался лишь потому, что струи дождя, размазывались по нему, делая видимым. Вот уж не ожидал, что город все еще держит силовое поле.

Когда-то здесь не было щита и одна из орбитальных бомбардировок, достигнув цели, породила огненный вихрь, унесший в поднебесье двадцать жилых кварталов.

Я вспомнил, как узнал об этом, и поморщился.

…чуть позже этот мир, который навсегда, неожиданно рассыпался карточным домиком, а время превратилось в фальшивую константу…

Темный и мрачный город продолжал тянуть из меня чувства, оставляя лишь удовлетворенное опустошение в душе. Вот никогда не знаешь, что хуже - холодное безразличие или свернувшаяся в тугой жгут тоска. Лично я предпочитаю первое. Ибо второе - это слишком больно.

А вот городу, наверное, все равно. Ему уже давно все равно.

Продолжая брести по заброшенным улицам, я и не заметил, что, совершив круг, снова возвращаюсь к набережной. Задумавшись, я понял это, лишь выйдя под тот одинокий светофор, что удивленно моргал и никак не мог понять, куда же подевались все машины и для чего, собственно, он здесь висит. И на этот раз я не стал ничего объяснять. Просто потому, что сам уже не понимал…

Несколько минут я разглядывал набережную, погруженную в желтое сияние фонарей: было в этом что-то чертовски романтичное, но отдававшее острой болью в сердце. Память - противная штука…

Вздохнув, я направился к перилам парапета, от которых ушел, кажется, совсем недавно. Впрочем, смотреть на часы, мне совсем не хотелось. Все равно я догадывался что увижу.

Сперва моего слуха коснулся лепет волн - видимо, шторм, наконец, стих, - а вслед за тем влажный ветер, набросившись, расцеловал мое лицо. Я осторожно облизнул губы: ну да, это лишь морская, чуть горькая соль. У слез другой вкус. Впрочем, я и не…

- Соленая, правда? - раздался за моей спиной звонкий ребячий голосок.

Я поспешно обернулся, ожидая чего угодно: от галлюцинаций до проделок чужих, способных сотворить любой морок. Но это оказался всего лишь мальчишка лет двенадцати с растрепанными светлыми волосами в белых брюках и такой же белой легкой рубашке, накинутой на голое тело.

- Да, соленая, - нехотя подтвердил я, засовывая руки в карманы: отчасти из-за того, что у меня замерзли пальцы, отчасти из-за того, что в правом кармане был излучатель, - а какой ей еще быть? Океан же…

- Свежий ветер, море и тишина, - мальчик, казалось, пропустил мой ответ мимо ушей и, вздохнув, вскарабкался на перила, - что еще нужно?

- Жизнь. - Очень тихо ответил я, но ребенок, похоже, услышал.

- Жизнь? - Раскачивая ногой, переспросил он и поинтересовался. - А на фига?

Я проигнорировал вопрос и облокотился на перила рядом с ним.

В конце концов, этот город оказался не таким уж пустым, раз в нем обнаружился еще один обитатель. Меня не очень заботило, откуда здесь взялся этот пацан,- судя по уверенному поведению, он уже достиг порога персональной ответственности и знал, что делает. Забавно, в мертвом городе встретились два безумца…

Разговаривать, а тем более лезть с расспросами мне не хотелось, а потому я равнодушно смотрел на мерно волнующийся океан. Мальчик, сидя ко мне вполоборота, занимался, видимо, тем же.

- Бесконечно долго можно смотреть на три вещи, - наконец произнес он, цитируя безымянного мудреца, первым ляпнувшего эту истину, - на огонь, воду и как кто-то занимается любовью…

- Работает, - автоматически поправил я.

- Я слышал эту максиму именно в такой трактовке. - Запротестовал пацан.

- Может быть, - согласился я, - но в исходном варианте было "работает".

- Много ты знаешь, - фыркнул мальчишка и, показав язык, отвернулся.

Ледяные порывы ветра трепали его длинные волосы и парусом надували рубашку, но пацана, похоже, это совсем не беспокоило. Удивительно…

- Слушай, а тебе не холодно?

- Что? - ребенок повернулся и бросил на меня снисходительный взгляд.

- Я говорю, тебе не холодно в одной рубашке? Ветер же ледяной, простудишься…

- Не, вряд ли. - Он улыбнулся. - Это же мой ветер.

Я не понял, что он имеет в виду, но промолчал. Мне было наплевать.

Минуты через три пацан нарушил молчание:

- Почему ты не спрашиваешь?

- Не спрашиваю что? - не понял я, погруженный в умиротворяющее созерцание океана.

- Кто я, откуда и зачем.

- Честно говоря, мне это не очень интересно. Извини…

- Ты странный, - заключил мальчишка, - И все еще любишь ее.

- Что? - я удивленно повернулся к нему и обнаружил на лице парня довольную улыбку.

- Ты все еще любишь девушку с серыми как океан глазами. - Раздельно повторил мальчик. - Правда?

- Откуда ты знаешь?

- Значит правда. - Пацан неопределенно хмыкнул.

- Да откуда ты знаешь, черт тебя подери?!

- Тише. - Мальчик шкодливо улыбнулся и подмигнул мне. - Черт меня вряд ли подерет. Ведь он тоже мой…

- Бред какой-то. - Я едва не добавил матерное ругательство, что вертелось на языке. - Кто ты?

- Вот! Уже лучше. - Ребенок широко ухмыльнулся. - Ты начал задавать правильные вопросы. Попробуй еще раз.

- Кто ты? - повторил я, едва сдерживая безотчетную ярость.

- Бог. Правда, смешно?

- Нет.

- А мне кажется, это забавно.

- Я не хочу с тобой спорить.

Я понял, что пацан просто свихнулся в этом проклятом городе. А бесконтрольный умалишенный - это всегда неприятно.

- Ты, верно, думаешь, что у меня шарики за ролики заехали, да? - хихикнул мальчишка. - Доказать обратное?

- Обратное? - неохотно переспросил я. - Это в смысле, что я не в себе? Так я и так себя сумасшедшим считаю, иначе не приехал бы сюда…

- Искать ответы, да?

- Что?

- "…иначе не приехал бы сюда искать ответы", - вздохнув, повторил пацан, - это ты хотел сказать?

- Да, но откуда…- ребенок не дал мне закончить, недвусмысленно приложив палец к губам.

- "Бог все знает, и все видит", так, кажется?

- Не знаю, я никогда не верил в Бога.

- Ну и что? - легкомысленно зевнул он. - Я тоже.

- Не верил в самого себя или в Бога? - не понял я.

- О! Ты уже почти готов поверить! - Рассмеялся мальчишка. - А ведь я еще и не начинал творить чудеса.

- А они у тебя есть? - Саркастически поинтересовался я.

- Ага, - охотно кивнул мальчик, - полные карманы. Хочешь, покажу?

Я кивнул, и ребенок полез шарить по брюкам. Я с отстраненным интересом наблюдал, как он извлекает из карманов всякую мелочь, которая очень нравится детям в возрасте 12 лет: складной ножик, наверняка тупой и годный лишь, чтобы строгать древесину, пара стеклянных шариков, обладающих, должно быть волшебной силой и, наконец, черный маркер с несмывающимися чернилами. Чудеса в решете.

И только я собрался произнести последнее утверждение вслух, как моего лица коснулось что-то холодное. Потом еще и еще.

Я запрокинул голову и обалдело замер: с неба медленно и величественно падал снег. Белый и неизменно пушистый, он изредка начинал кружиться, истово тщась нарушить законы гравитации, но все равно неизбежно падал на темную мостовую…

И чудо было не только в том, что купол так кстати вырубился после десятка лет устойчивой работы, а в том, что с неба падал снег - настоящий снег, - которого на этой широте, да и вообще на планете, в принципе не бывает.

- Теперь веришь? - насмешливо спросил пацан.

- Верю. - Легко согласился я. - Не пойму только зачем тебе это надо.

- Во! А теперь ты задал второй правильный вопрос!

- Неужели?

- Ага! - Мальчик насупился. - Правда, это не совсем правильный вопрос. Он один из тех, на которые ты хочешь найти ответы …

- Может ты и мне расскажешь, на какие вопросы я хочу найти ответы? - Сухо спросил я.

- Легко. - Мальчишка, наконец слез с перил. - Ты хочешь знать "Почему?" и "За что?" были убиты твоя жена и маленькая дочь. Первое время я думал, что ты успокоишься и найдешь себе кого-нибудь еще, но ты настойчиво искал правду, искал ответы на эти глупые вопросы… Ты даже сражался лишь для того, чтобы узнать у пленных "зачем" они бомбили эту землю.

Бог замолчал.

- Ты хочешь что-нибудь сказать своей любимой, прежде чем мы расстанемся?

- Почему ты это делаешь? - Я позволил себе проигнорировать его вопрос.

- Опять это глупое "почему"! - Воскликнул Бог. - Я не отвечаю на эти глупости. Так ты хочешь ей что-нибудь сказать или нет?

- Да. - Я ответил прежде, чем успел обдумать предложение: чувства всегда были быстрее разума. - Хочу.

- Хорошо. - Мальчишка холодно улыбнулся. - Тогда смотри.

Пацан взмахнул своей тонкой рукой и время застыло.

Стих океан и брызги, словно замерзнув на лету, повисли в воздухе. Стих ветер, шевеливший на асфальте прошлогодние листья. Стихло все. А потом…

Потом я увидел радугу, перекинувшуюся от перил передо мной в бесконечное никуда. Точнее, в бесконечное никогда. Пугающее зрелище - радуга, возникающая в полной темноте.

- Иди же, они ждут. - Пацан сложил прозрачные руки на груди. Рубашка, лишенная ветра, обтянула его фигурку. - Запомни, ты можешь оставить им письмо, но ни в коем случае не говори с ними: все равно они тебя не услышат. А ты лишь расстроишься.

Я повернулся к Богу и спросил единственное, что тревожило меня, спросил, едва обозначив губами, но, не произнеся вслух:

- Зачем?

- Ты не успел сказать им, как их любишь. - Мальчик печально улыбнулся. - А я не люблю недосказанных слов. - Он помолчал. - Вот я и ответил на твое "зачем". Иди.

И я шагнул. Шагнул в пустоту под ногами, не веря в реальность радуги…

Мертвые глаза смотрели в серое небо и прибрежная волна, наползая, вылизывала их, постепенно занося песком. Кажется, я смотрел на мальчишку, сидящего на перилах, и себя, идущего по радуге все выше и выше в ТУДА и ТОГДА, где и когда я еще мог успеть сказать близким, как их люблю.

В конце концов, это равноценный обмен: жизнь за возможность досказать недосказанное. Ведь ОН не любит недомолвок.

Мертвый человек смотрел в серое небо, с которого падал снег. Снег, засыпавший улицы мертвого города, над которым уверенно звучал детский голос:

- Никогда не спрашивай "почему?", не желай знать "за что?", просто утрись и иди дальше, как бы больно от этого ни было... Всегда.

Если смотреть на секундную стрелку - смотреть минута за минутой - то можно обнаружить, что она вечно куда-то спешит. Порываясь бежать все быстрее и быстрее, часы, тем не менее, отсчитывают мгновения в своем вечном, неизменном ритме. Может даже показаться, что их ход незыблем, как основы мироздания, но это не так: на самом деле время исключительно непоследовательно в своем ходе.

Но так и должно быть. Ведь если однажды часы поведут себя пристойно: это будет означать лишь одно: вам стало некого ждать и некуда опаздывать…

И горе вам, если у вас осталось что сказать тем, кого вы уже не дождетесь или в гости к кому вы никогда не опоздаете.

От автора: рассказ написан по мотивам и с непрямым цитированием песен "Рубеж" "Ночных Снайперов" и "16:37" "Високосного Года".