Noo.Ru:// Главная / Синтез реальности / Нереальность / Выпуск #1. Кир Булычев, "Поделись со мной" [нормальный вид]

Выпуск #1. Кир Булычев, "Поделись со мной"

Илья "Voyager" Щуров (http://comm.noo.ru/iv/)

Доброго времени суток, друзья!

Перед вами - первый выпуск рассылки "Реальная нереальность: классика научной фантастики".

Я волнуюсь. Как это ни странно - ведь это не первый мой проект. Однако чувство ответственности перед тем необъятным миром, который называется научной фантастикой, заставляет меня переписывать одно и то же предложение по многу раз.

НФ. В этих двух буквах вместилось множество жизней и измерений, проблем и парадоксов, технологий и чувств. Удивительная свобода, стирающая границы между реальным и нереальным, находящаяся выше стереотипов и штампов, заставляющая задуматься и по-иному взглянуть на нашу жизнь.

Научная фантастика. Веселая и грустная, порой слегка наивная в своей серьезности, но всегда необычная и удивительная.

 

В этой рассылке я буду публиковать различные научно-фантастические произведения, стараясь отобрать из всех доступных в Сети текстов только лучшие. Конечно, этот выбор носит субъективный характер - по-другому и не бывает, но я надеюсь, что и вам они понравятся так же, как и мне.

По каждой публикации ведется форум, где я предлагаю вам рассказать о своих впечатлениях, обсудить поднятые в произведении проблемы, высказанные идеи, возникшие у вас ассоциации и мысли.

Итак, добро пожаловать в мир научной фантастики! Мы начинаем!..


 

Поделись со мной

Кир Булычев

 

Источник: Авт.сб. "Чудеса в Гусляре", OCR & spellcheck by HarryFan, 12 September 2000, взят с адреса http://lib.ru/BULYCHEW/22-31.txt

 

Мне хочется туда вернуться. Но я никогда не смогу этого сделать. И наверно, мне придется до конца дней своих мучиться завистью...

Но тогда я ни о чем не подозревал. Щелкнули и зажужжали двери лифта. Я сошел по пологому пандусу на разноцветные плитки космодрома и остановился, мысленно выбирая из толпы встречающих того, кто предназначен мне в спутники, - о моем приезде были загодя предупреждены.

Человек, подошедший ко мне, был высок и поджар. У него были длинные, зеленоватые от постоянной возни с герселием пальцы, и уже поэтому, раньше чем он открыл рот, я догадался - коллега.

- Как долетели? - спросил он, когда машина выехала из ворот космодрома.

- Спасибо, - ответил я. - Хорошо. Нормально долетел.

В моих словах скрывалась вежливая неправда, потому что летел я долго, часами ждал пересадок в неуютных, пахнущих металлом и разогретым пластиком грузовых портах, почти терял сознание от перегрузок, казавшихся вполне безобидными другим пассажирам в этой части галактики.

Встречавший ничего не ответил. Только чуть поморщился, словно страдал от застарелой зубной боли и прислушивался к ней, к очередному уколу, неизбежному и заранее опостылевшему. Прошло еще минуты три, прежде чем он вновь заговорил.

- Вам, наверно, трудно было лететь на нашем корабле? Вы не привыкли к таким перегрузкам.

- Да, - согласился я.

- Голова болит? - спросил он.

Я не ответил, потому что увидел, что его настиг новый укол боли.

- Голова болит? - спросил он снова. И добавил, словно извинялся: - К сожалению, ваши корабли сюда прилетают редко.

Только теперь, отъехав несколько километров от космодрома, мы очутились в новой стране. До того был планетный вокзал, а они одинаковы во всей галактике. Они безлики, как безлики все вокзалы, уезжают ли с них поезда, улетают ли самолеты, стартую ли космические диски.

И чем дальше мы отъезжали, тем особенней, неповторимей становился весь мир вокруг, потому что здесь, вне большого города, легко воспринимающего моды галактики, все развивалось своими путями и лишь деталью, мелочью могло напоминать виденное раньше. Но, как всегда, именно мелочи скорее останавливали взгляд.

Было интересно. Я даже забыл о боли в голове и дурноте, преследовавшей меня после посадки. Я чувствовал себя бодрее, и воздух, влетавший в открытое окно машины, был свеж, пахнул травой и домашним теплом.

На окраине города, среди невысоких зданий, окруженных садами, мой спутник снизил скорость.

- Вам лучше, надеюсь? - спросил он.

- Спасибо, значительно лучше. Мне нравится здесь. Одно дело читать, видеть изображения, другое - ощутить цвет, запах и расстояние.

- Разумеется, - согласился мой спутник. - Вы остановитесь пока у меня. Это удобнее, чем в гостинице.

- Зачем же? - сказал я. - Я не хочу вас стеснять.

- Вы меня не стесните.

Машина свернула в аллею, огибавшую крутой холм, и вскоре мы подъехали к спрятавшемуся в саду двухэтажному дому.

- Подождите меня здесь, - сказал мой спутник. - Я скоро вернусь.

Я ждал его, разглядывая цветы и деревья. Я чувствовал себя неловко оттого, что вторгся в чужую жизнь, не нуждавшуюся в моем присутствии.

Окно на втором этаже распахнулось, худенькая девушка выглянула оттуда, посмотрела на меня быстро и внимательно и согласно кивнула головой, не мне, а кому-то стоявшему за ее спиной. И тут же отошла от окна.

И мне вдруг стало легко и просто. Что-то в лице девушки, в движении рук, распахнувших окно, во взгляде, мимолетно коснувшемся меня, отодвинуло в глубину сознания, стерло превратности пути, разочарование, вызванное сухой встречей, неизвестно чем чреватую необходимость прожить здесь два или три месяца, прежде чем можно будет отправиться в обратный путь.

Я был уверен, что девушка спустится ко мне, и ожидание было недолгим. Она возникла вдруг в сплетении ветвей, и растения расступились, давая ей дорогу.

- Вам скучно одному? - спросила она, улыбаясь.

- Нет, - сказал я. - Мне некуда спешить. У вас чудесный сад.

Девушка была легко одета, жесты ее были угловаты и резки.

- Меня зовут Линой, - сказала она. - Я покажу вам, где вы будете жить. Отец очень занят. Больна бабушка.

- Простите, - сказал я. - Ваш отец ничего не говорил мне об этом. Я поеду в гостиницу...

- И не думайте, - возразила Лина. Ее глаза были странного цвета - цвета старого серебра. - В гостинице будет хуже. Там некому за вами присмотреть. А нас вы никак не стесните. Он поручил мне о вас заботиться. А сам остался с бабушкой.

Наверно, я должен был настоять на переезде в гостиницу. Но я был бессилен. Мной овладела необоримая уверенность, что я очень давно знаком с Линой, с этим домом-садом, что принадлежу этому дому, и все во мне воспротивилось возможности покинуть его и остаться одному в безликом равнодушии гостиницы.

- Вот и отлично, - сказала Лина. - Дайте мне руку. Пойдем в дом.

Лина показала комнату, в которой мне предстояло жить, помогла разобрать вещи, провела в бассейн с теплой, бурлящей колючими пузырьками водой. Бассейн был затемнен почти сомкнувшимися над ним ветвями деревьев.

Потом она увела меня на плоскую крышу дома, где расположился ее шумный зоопарк - полосатые говорящие кузнечики, шестикрылые птицы, синие рыбки, дремлющие в цветах, и самая обычная для меня, но крайне ценимая здесь земная кошка. Кошка не обратила на меня никакого внимания, и Лина сказала:

- А я была уверена, что она обрадуется. Даже обидно.

Лина оставалась со мной до самого вечера, и я мало кого видел, кроме нее. Иногда Лина просила прощения и убегала. Я говорил: "У вас же, наверно, много дел. Не обращайте на меня внимания". Но как только я оставался один, возвращалось тягостное ощущение одиночества, физического неудобства и тоски. Я подходил к полкам с книгами, вытаскивал какую-нибудь из них и тут же ставил на место, выходил в сад, и возвращался снова в дом, и все время прислушивался к звуку ее шагов. Лина прибегала, касалась меня кончиками пальцев и спрашивала:

- Вы не соскучились?

И я отвечал:

- Немного соскучился.

Раз я решился и даже рассказал ей о том, как меня излечивает от недомоганий и дурных мыслей ее присутствие. Лина улыбнулась и ответила, что к ужину вернется ее брат, привезет лекарства, которые излечат меня от последствий перелета.

- К утру вы будете как новенький. Все исчезнет.

- А вы?

- Я?

- Вы не исчезнете? Как добрая волшебница?

- Нет, - сказала Лина уверенно. - Я буду завтра.

За ужином вся семья, кроме больной бабушки, собралась за длинным столом. Неожиданно для меня обнаружилось, что в доме, который казался совершенно пустым, живет не меньше десяти человек. Хозяин дома, усталый и бледный, сидел рядом со мной и следил за тем, чтобы я выпил все лекарства, привезенные его сыном, студентом-медиком. Лекарства, как им и положено, оказались неприятными на вкус, но я был послушен и никому не сказал, что единственным настоящим и безотказным лекарством считаю Лину. Лина сочувствовала мне и даже морщилась, если в ходе лечения мне попадалась особо отвратительная таблетка.

Хозяин дома сказал, что его матери лучше. Она уснула. Несмотря на усталость и бледность, он был разговорчив, смешлив и являл собой контраст тому угрюмому человеку, который встретил меня на космодроме. Тогда он был обеспокоен состоянием матери, теперь же...

- Она проснулась, - сказал вдруг хозяин.

Я невольно прислушался. Ни кашля, ни вздоха - в доме абсолютная тишина.

- Я поднимусь к ней, - сказал его сын. - Ты устал, отец.

- Что ты, - возразил хозяин. - У тебя завтра занятия.

- А разве ты свободен?

- Мы пойдем вместе, - сказал отец. - Извините.

Лина проводила меня до комнаты и сказала:

- Надеюсь, вы уснете.

- Обязательно, - согласился я. - Особенно если среди лекарств было и снотворное.

- Разумеется, было, - сказала Лина. - Спокойной ночи.

Я и в самом деле быстро заснул.

На следующий день я встал совершенно здоровым. Я поспешил в сад, надеясь встретить Лину. Она меня ждала там, у бассейна. Я хотел было рассказать ей, как хорошо я спал, как я рад этому душистому утру и встрече с ней, но Лина мне и рта не дала раскрыть.

- Ну и отлично, - сказала она, словно прочла мои мысли. - Бабушке тоже лучше. Сейчас отец отвезет вас в институт. А вечером я буду ждать. И вы расскажете, как работаете, что интересного увидели.

- Вы и сами догадаетесь.

- Почему?

- Вы можете читать мысли.

- Неправда.

- Я не могу ошибиться. Вы ведь не стали дожидаться, пока я сам скажу, как себя чувствую. Вчера ваш отец поднялся из-за стола, потому что проснулась бабушка. А в доме было тихо. Он ничего не мог услышать.

- Все равно неправда, - сказала Лина. - Зачем читать чужие мысли? И ваши в том числе.

- Незачем, - согласился я. И мне было чуть грустно, что Лине дела нет до моих столь лестных для нее мыслей.

- Доброе утро, - сказал отец Лины, спускаясь в сад. - Вы сегодня совсем здоровы. Я рад.

- Все-таки я прав, - сказал я тихо Лине, прежде чем последовать за ее отцом.

- Зачем читать мысли? - повторила она. - У вас все на лице написано.

- Все?

- Даже слишком много.

Прошло несколько дней. Днем я работал, а вечером бродил по городу, выбирался в поля, в лес, к берегу большого соленого озера, в котором водились панцирные рыбы. Иногда я был один, иногда с Линой. Я привык к моим хозяевам, познакомился еще с двумя или тремя инженерами. Но при всей обычности моего существования меня ни на минуту не оставляло ощущение действительной необычности окружающих людей. Я почти уверился в их способности к телепатии.

Порой я чувствовал себя неловко с Линой, потому что ловил себя на какой-нибудь мысли, которой не хотел бы делиться с ней. Мне казалось, что она слышит беззвучные слова и посмеивается надо мной.

Раз я шел по улице. Улица была зеленой и извилистой, как почти все улицы в том городе. Передо мной шли мальчишки. Они гнали мяч, а я шел сзади, смотрел и боролся с желанием догнать их и ударить по мячу.

Я не заметил торчащего из земли корня. Споткнулся, упал, ушибся коленом о камень, и боль была так неожиданна и резка, что я вскрикнул. Мальчишки остановились, будто мой крик ударил их. Мяч одиноко катился под откос, а они забыли о нем, обернулись ко мне. Я попытался улыбнулся и помахал им рукой - идите, мол, дальше, догоняйте свой мячик, пустяки, мне совсем не больно. А они стояли и смотрели.

Я приподнялся, но встать не смог. Видно, растянул сухожилие. Мальчишки подбежали ко мне. Один, постарше, спросил:

- Вам очень больно?

- Нет, не очень.

- Я сбегаю за врачом, - сказал другой.

- Беги, - сказал старший. - Мы подождем здесь, пока ты вернешься.

- Да что вы, ребята, - сказал я. - Растянул сухожилие. С кем не бывает? Сейчас пройдет.

- Конечно, - ответил старший.

И, как будто послушавшись его, боль ослабла, спряталась. Мальчишки смотрели на меня серьезно, молчали. Только самый маленький вдруг заплакал, и старший сказал ему:

- Беги домой.

Тот убежал.

Подошел врач. Он жил, оказывается, в соседнем доме. Осмотрел ногу, сделал укол, и мальчишки сразу исчезли, лишь стук мяча еще некоторое время напоминал о них.

Врач помог мне добраться до дома. Я отказывался, уверял его, что дойду и сам.

- Мне уже не больно. Больно было только в первый момент. Мальчики могли бы подтвердить.

- Вы гость у нас? - спросил врач.

- Да.

- Тогда понятно, - сказал врач.

Дома, несмотря на ранний час, все были в сборе. Бабушке стало хуже. Настолько, что надо было срочно везти в больницу, оперировать.

Я подошел к Лине. Она была бледна, под глазами синяки, лоб морщился.

- Все обойдется, все будет хорошо, - сказал я.

Она не сразу расслышала. Оглянулась, будто не узнала.

- Все обойдется, - повторил я.

- Спасибо. Вы упали?

- Ничего страшного. Уже не больно.

- А бабушке очень больно.

- А почему ей не сделают укол? На меня он подействовал сразу.

- Нельзя. Уже ничего не помогает.

- Я хотел бы быть чем-нибудь полезен.

- Тогда уйдите. - Она сказала, явно не желая меня обидеть. Ровным, бесцветным голосом, будто попросила принести воды. - Отойдите подальше. Вы мешаете.

Я ушел в сад. Я был лишним. Я и в самом деле старался не обижаться. Ей ведь плохо. Им всем плохо.

Я видел, как они уехали. Я остался один в доме. Поднялся наверх, в зоопарк. Кошка узнала меня, подошла к сетке и потерлась о нее, выгибая хвост. Домашним кошкам не положено жить в клетках, но она была здесь экзотическим, редким зверем. Я тоже был редким зверем, который не понимал происходившего и не мог рассчитывать на понимание. А ведь мне казалось, что мы с этими людьми стали близки. Моя неполноценность обнаружилась в неподходящий момент, но в чем неполноценность? Я понимал, что надо поехать в больницу, - там я узнаю нечто важное. Никто не звал меня туда, и, вернее всего, мое присутствие будет нежелательным. И все-таки я не мог не поехать.

Меня никто не остановил у входа в больницу. Лишь девушка у серого пульта спросила, не помочь ли мне. Я назвал имя бабушки, и девушка проводила меня до лифта.

Я шел по длинному коридору, странному, совсем не больничному коридору. Вдоль стен его стояли кресла, вплотную друг к другу. В креслах сидели люди. Они были здоровы, совершенно здоровы. Они сидели и молчали, и им было больно.

У матовой двери в операционную я увидел моих друзей. И Лину, и ее отца, и братьев. Тут же, в соседних креслах, сидели наши общие знакомые - те, кто работал вместе с нами, жил рядом. Лина взглянула на меня. Зрачки ее скользнули по моему лицу. И в них была боль.

Я опустился в свободное кресло. Неловко было рассматривать людей, которым до меня нет дела. Я уже знал то, что казалось тайной час назад.

Ждать пришлось недолго. Неожиданно, словно невидимый колдун провел над ними ладонью, они ожили, просветлели, зашевелились. Кто-то сказал: "Дали наркоз". Они договорились, кто останется дежурить здесь, кто вернется после операции, когда наркоз перестанет действовать.

Лина подошла ко мне. Я встал.

- Извините, - сказала она. - Я очень виновата, но вы же понимаете...

- Понимаю. Как же я могу сердиться? Мне только грустно, что я чужой.

- Не надо. Вы ведь не виноваты.

- Знаете, когда я сегодня упал, ко мне подбежали ребята. И оставались рядом, пока не пришел доктор.

- А как же иначе?

К нам подошел ее отец.

- Спасибо, что вы пришли, - сказал он. - Захватите, пожалуйста, с собой Лину. Мы тут без нее справимся. Профессор уверил меня, что операция пройдет удачно.

- Я останусь, отец, - сказала Лина.

- Как знаешь.

- Поймите, - сказала Лина, когда отец отошел. - Очень трудно было бы объяснить все с самого начала. Для нас это так же естественно, как есть, пить, спать. Детей учат этому с первых дней жизни.

- Это всегда так было?

- Нет. Мы научились этому несколько поколений назад. Но потенциально это было всегда. Может, и в вас тоже, скрытое в глубине мозга. Даже странно думать, что другие миры лишены этого. Ведь в каждом разумном существе живет желание обладать такой способностью. Неужели нет?

- Да, - сказал я. - Если рядом с тобой человеку плохо. Особенно если плохо близкому человеку. Хочется разделить боль.

- И не только боль, - возразила Лина. - Радость тоже. А помнишь первый день? Когда ты прилетел? Ты себя гадко чувствовал. Отец мало чем мог тебе помочь - основной груз бабушкиной боли падает на него, он сын. Даже встречая тебя на космодроме, он должен был помогать бабушке. А это тем труднее, чем дальше ты от человека, которому помогаешь. А тебе показалось, что отец невежлив. Правда?

- Не совсем, но...

- А ведь ему пришлось еще взять на себя и твою дурноту. Ты гость. И у тебя болела голова.

- Жутко болела.

- Я просто удивляюсь, как отец доехал до дома. И он сразу сменил меня у бабушкиной постели. Я увидела тебя в окно, и ты мне понравился. Я оставалась с тобой весь день, и весь день из-за тебя у меня разламывалась голова.

- Прости, - сказал я. - Я же не знал.

Я подумал, что именно сейчас, в больнице, мы незаметно перешли на "ты". Наверно, следовало бы сделать это раньше.

- Прости, - повторил я.

- Но ведь так даже лучше. Представляю, как бы ты расстроился, узнав об этом.

- Я бы уехал.

- Я знаю. Хорошо, что ты не уехал. А теперь иди. Я вернусь утром. И постучу к тебе в дверь. Мы договорим.

Я вновь миновал длинный коридор больницы, где сидели родственники и друзья тех, кому плохо. Они пришли сюда, чтобы разделить боль других людей. И не было никакой телепатии. Просто люди знали, что нужны друг другу.

Я добрел до дому пешком. Чуть побаливала нога, но я старался не думать о боли. Иногда она возникала и пыталась овладеть мною. И тот из прохожих, кто оказывался ко мне ближе всех, оглядывался, смотрел на меня, и мне сразу становилось легче. Но я прибавлял шагу, чтобы не утруждать людей. Мне встретились молодые женщины. Они несли по большой охапке цветов. Они смеялись, болтая о чем-то веселом. Они увидели мою постную физиономию и наградили меня своей радостью. Чужая радость обдала меня душистыми свежими брызгами. Старик, сидевший на лавочке опершись о трость, подарил мне спокойствие. Так бывало со мной и раньше, но я не замечал связи между своими ощущениями и другими людьми.

Им и труднее и легче жить, чем нам. Они могут дарить и принимать дары, вернее - должны. Ни один из них не может отгородиться от людей потому, что если мы видим человеческие слезы, то они чувствуют их. А ведь зрение куда менее совершенно.

В тот день я стал завистником. Я завидую им и даже порой чувствую к ним нечто вроде неприязни. Я всегда буду чужим для них, как нищий среди щедрых богачей. Я могу принимать дары, но не способен дарить сам.

Когда настал срок, я улетел на Землю. На космодром меня провожала только Лина. С остальными я простился в городе. Так было уговорено заранее.

- Я хотела бы улететь с тобой на Землю, - сказала Лина.

- Нет, - сказал я. - Ты же знаешь. На Земле тебе будет слишком трудно. Ты же не сможешь делить только мою радость и только мою боль.

- Не смогу, - согласилась Лина. - Ты прав. И это очень печально.

- А я не смогу жить с тобой, понимая, как ты одинока, и не в силах прийти к тебе на помощь, если моя помощь станет тебе нужна.

- Но, может, ты все-таки останешься с нами? Здесь? Со мной? - В голосе ее не было уверенности.

- Ты вспомни, - сказал я, - тот день, когда твоей бабушке сделали операцию, я пришел к вам, но я был слепым между зрячими. Я не смогу остаться.

Это все уже было сказано и вчера и позавчера. Мы лишь повторяли диалог, зная, чем он закончится, но мы не могли не повторить его, потому что оставалась нелепая надежда, будто можно найти какой-то компромисс, что-то придумать, и тогда не будет нужды расставаться.

А когда я уже стоял у трапа, Лина подошла ко мне совсем близко, так что я видел черные точки в ее серебряных глазах, и сказала:

- Запомни, каково мне сейчас.

И к моей тоске прибавилась ее тоска, и стало темно, и я схватился за ее руку, чтобы не упасть. Но никто из проходивших мимо пассажиров не помог мне, не разделил со мною эту тоску, потому что в жизни есть моменты, когда надо удержаться от того, чтобы прийти на помощь.

Потом был путь, перегрузки и тряска. Пересадки в неуютных, пахнущих металлом и разогретым пластиком грузовых портах, безликие гостиницы и пресные завтраки у блестящих одинаковых стоек буфетов. Но я был совершенно здоров и чувствовал себя отлично. Я знал, почему - там, далеко, Лина сидит в своей комнате на втором этаже и сжимает ладонями голову - так больно и дурно ей. И я был сердит на нее, я старался убедить ее - забудь обо мне, глупая, милая, не отнимай у меня эту боль...

Мне так хочется вернуться туда, но я никогда не смогу этого сделать.


 

Этот выпуск готовился две недели назад, и тогда почему-то мне захотелось начать рассылку именно с этого рассказа. Знал ли я, что через несколько дней нам всем придется вспомнить, что каждый из нас может разделить боль другого человека?..

 

Я завершаю этот выпуск рассылки, и надеюсь встретиться с вами снова через неделю, в следующем номере "Реальной нереальности". И еще, я надеюсь, что когда-нибудь мы сможем делиться с другими своей радостью. Когда-нибудь...

 

До встреч в Будущем!


Материал сайта http://Noo.Ru/. Является интеллектуальной собственностью своего автора.

Веб-страница материала находится по адресу: http://Noo.Ru/?Main/RealitySynthesis/SkyFi/1 - здесь Вы можете высказать свое мнение по материалу, ознакомиться со связанными ссылками, получить другую дополнительную информацию по этому тексту.